Его уже нет полчаса.
Он вышел на гораздо более длинный отрезок времени, чем он находился здесь в этой комнате и говорил со мной.
Трудно поверить, что он действительно здесь побывал.
Он много не говорил, он лишь посматривал на меня, иногда бросая украдкой быстрый взгляд. Ему, наверное, казалось, что я не наблюдаю за его взглядом. И наша беседа не состоялась. О, он мне сказал, что Иннер Дельта была сохранена, ущерб был лишь незначительным, но он и не мог сказать что-то большее. Снова секреты. И мы снова стали говорить ни о чём.
Я спросил его, почему с ним нет матери – его жены.
Он сказал, что она приболела – грипп, ничего серьезного, но она предпочла никуда не ехать, остаться дома, но сегодня она ещё должна позвонить мне. Он собирался остаться на ночь и заказал себе место в гостинице «Помпея». Возможно, мы могли бы пообедать вместе, там хороший ресторан. Он приехал сюда как гость одного из преподавателей, по случаю и также, чтобы побывать на уроке или на двух. И эта старая школа продолжала выглядеть всё также хорошо. Здесь прошли одни из его самых счастливых дней. Но что-то, конечно же, изменилось. Большинство из его старых преподавателей здесь больше уже не преподавали. Жизнь не стоит на месте. В разговоре с отцом я не упоминал старого Чатхема. Я главным образом слушал и удивлялся, как подолгу он мог на меня не смотреть. Его глаза были во всех местах комнаты, но только не на мне. И мне вдруг стало интересно: а нахожусь ли я здесь вообще? Если он, наконец, посмотрит на меня, то, что он увидит?
Наконец, он сбежал из этой комнаты со своими оправданиями.
Теперь я его вижу.
Он вместе Деном Албертсоном пересекает площадь. Теперь они расходятся, и отец машет ему рукой. В руках у Дена Албертсона рождественский венок. Я забыл, что скоро наступит Рождество.
Рождество ли тот самый день, когда все католики должны успеть исповедаться, или для этого есть ещё какой-нибудь святой день? Я должен буду спросить Донателли, он, кажется, католик. Возможно это – то, что мне нужно. Не быть католиком, но исповедоваться. Потому что после признания следует прощение, не так ли? Как они это называют? Отпущение грехов. И всё же я понимаю, что я не должен ни в чём ему признаваться. Он уже и так знает то, что я тогда натворил. На мосту. Но я всё ещё должен просить прощение. Если я это сделаю, то он простит меня?
И вот он возвращается в комнату.
Я знаю. Я могу почувствовать, как он приближается.
И теперь я должен бежать, выйти отсюда и скрыться.
Скрыться.
Но найдётся ли такое место, где можно скрыться?
-Туалет, - произнесла Кет.
- И что туалет? - спросил Миро.
- Дети. Одному из них нужно выйти. И это значит, что каждому из них рано или поздно захочется в туалет.
- У нас нет туалета, - сказал Миро. - Они не смогут пойти в туалет. Тут некуда выйти вообще. Это – автобус.
- Объясни это им. Если дети хотят в туалет, то ты никак не сможешь остановить их, - сказала Кет, получив немного удовольствия этой крупинки вызова.
На лице у Миро выступила гримаса раздражения. Ему впервые пришлось отвечать за такого рода проблему – дурацкую проблему. Он сам был достаточно выдержан, чтобы не поддаваться капризам организма. К этому его когда-то долго приучали. Он смотрел на детей с отвращением и не хотел идти к Арткину с такой проблемой. Тот бы посмотрел бы на него как на дурака.
- Хорошо, и что вы будете с этим делать? - спросила Кет, удовлетворённая дискомфортом Миро.
Миро повернулся к детям:
- Кто хочет… - он размахивал руками, чтобы закончить предложение. Он ненавидел сырые и грубые американские слова. Дети безучастно смотрели на него. - Кому нужно в туалет? - сумел проговорить Миро.
Девочка подняла руку:
- Я, - подскочила другая рука, и третья.
- Тут… для этого… некуда идти, - неистово проворчал Миро, адресуя это Кет. Он ещё раз повернулся к детям. - Никто никуда не идёт, - завопил он на них.
Чтобы подчеркнуть слова, он стянул маску и механически закачал головой.
Маленькая девочка встала и вышла в проход. Поток влаги устремился вниз по её ногам прямо в её синие сандалики, превращая их ярко-синий цвет в тёмно-фиолетовый. Она начала плакать.
В тот момент, в автобус вошёл Арткин. Он снял маску. Девочка продолжила плакать навзрыд, всё громче и громче, а моча продолжала стекать по её ногам.
- Что происходит? - спросил Арткин.
- Дети. Им нужно в туалет. И они не могут больше терпеть, - ответила Кет, кивая на Миро и жалея несчастного ребенка, стоящего в проходе и промокшего от собственной мочи. Эти ощущения были хорошо ей знакомы.
Арткин проигнорировал Кет и стал говорить с самим Миро:
- Здесь ничего не поделаешь. В фургоне имеется пластмассовое ведро. Принеси его сюда, - и затем, повернувшись к Кет, он сказал:
- А у вас, мисс, появляется ещё одна обязанность. Вы отвечаете за ведро. -
Миро посмотрел на Кет глазами поверженного.
- И когда ведро нужно будет освободить, то с разрешения Миро вы будете это делать снаружи, - сказал Арткин. И адресуя детям: - Сейчас каждый из вас сможет сходить в туалет. Это будет не так, как у вас дома, но пусть для вас это будет приключением. Леди вам поможет.
Позже, Арткин вошёл в автобус с двумя бумажными мешками в руке.
Кет поняла, что в них, и что это значит.
- Нет! - закричала она, аж подпрыгнув.
Арткин замер. Миро задержал дыхание. Никто так ещё не возражал Арткину, и никто ещё не поднимал на него голос.
- Мисс, только не надо, - иронично сказал Арткин.