После первой смерти - Страница 31

В фургоне было жарче, чем в автобусе. Там было теснее, и всё было завалено ящиками и мешками, при этом пахло чем-то несвежим или даже протухшим, словно слишком давно лежащая на солнце еда. Стролл стоял сзади и через разрез в плёнке, наклеенной на стекло заднего окна, наблюдал за происходящим. Когда вошёл Миро, он даже не обернулся. Стролл всегда вёл себя так, будто на этой планете был лишь он один. При всём этом он был замечательным водителем, и Миро любил смотреть, как он ведёт машину.

Арткин сидел перед радиостанцией, и его искалеченная рука крутила ручку настройки. Прогнивший воздух внезапно наполнился свистом и треском статических разрядов, а затем из динамика послышался голос: «Кей-Эл-Си, зайдите за угол. Теперь для «ноль девять шесть». Повторяю: Кей-Эл-Си, зайдите за угол. Теперь для «ноль девять шесть».

Другой голос: «Параллель, параллель».

И тишина.

- У них своя система кодов, - сказал Арткин. - Но это для нас это не преграда.

- О чём они говорят? - спросил Миро. В других акциях у них также была радиостанция, хотя Миро никогда не обращал внимания на то, что по ней сообщалось. Сообщения были всегда закодированными, и Миро находил их утомительным треском. Для него было достаточно неприятно пользоваться американским языком и пытаться на нём думать без того, чтобы иметь необходимость изучать также и их армейские коды.

- Они не говорят ни о чём таком, чего бы мы не знали, - сказал Арткин. - Развёртывание их людских ресурсов, размещение их в стратегических точках. Главным образом, они используют слова, обозначающие занимаемые места для действия. Им также приходится ждать.

- А чего же ждём мы? - ещё решительней спросил Миро.

Стролл изменил своё положение у заднего окна. Небольшое шевеление, но достаточно выразительное, потому что Стролл часами мог оставаться без движения. «Возможно, я удивил его вопросом, заданным Арткину», - подумал Миро, и его взяла гордость за актуальный вопрос, который он задал. Но мог ли Арткин обращаться с Миро как с ребёнком столь долго? И разве он не заслужит своё мужество в ближайшее время, если не сегодня, то завтра?

- Хорошо, Миро. Расскажи мне, что ты видел с моста, и затем я расскажу тебе о том, что ты не видел.

- Я видел, что мы окружены. Полиция и солдаты: они всюду вокруг моста. Их штаб основан в здании на том берегу ущелья. В лесу – снайперы. Иногда над нами парят вертолеты. А у нас в автобусе дети и девушка. Один ребенок умер… - он начал колебаться. Имелось ли у него что-либо ещё? Он снова поразился тому, как Арткин умел превратить его защиту в упрямство и непокорность. Он сказал, что в ответ расскажет Миро о том, чего тот не знает.

- Ладно, ты обобщил ситуацию, насколько твой интеллект смог тебе это позволить. Теперь – то, чего ты не можешь увидеть, Миро, чего ты не можешь знать, - Арткин смахнул со лба бусинки пота своей целой рукой. - Мы вошли в союз с людьми, которые не имеют отношения к нашей нации и вере. Революционеры – это не только мы, Миро. Они существуют среди всех наций, даже здесь в Америке, при этой их так называемой демократии. Я не могу назвать тебе, с кем мы вошли в союз – я даже сам не знаю. За это отвечает Седат.

Седат. От этого имени у Миро по спине пробежали «мурашки». Седат был над Арткиным и над каждым. Он ставил задачи и распоряжался людьми. Миро видел его лишь дважды: в первый раз, когда он закончил обучение и собирался отбыть в Америку. Тогда Седат пожал ему руку, как и каждому из них, всем кто тогда окончил школу борцов за свободу. Человек мелкого сложения, с горящими глазами и губами, подобными тонким ножам. Его рука в ладони у Миро выглядела необычно. Она была словно из старого картона, сухая, будто её кожа была трансплантирована с его лица. Второй раз он его видел в Бостоне за несколько дней до этой операции, когда Седат вместе с Арткиным сидели на скамейке в городском парке. Миро оставался в фургоне, в то время как Стролл и Антибэ стояли на страже, каждый в своей точке. Миро хотел лишь быть незамеченным им, он дрожал и боялся даже мельком взглянуть в его направлении, будто бы взгляд Седата мог как-то его отравить, даже издалека. Седат был лидером борцов за свободу во всей Северной Америке. Осознание его причастности к захвату автобуса, показало Миро, насколько всё это было важно.

- Этого для тебя достаточно, Миро, чтобы ты знал, что удержание в заложниках детей в автобусе для нас стратегически важно, и это будет продолжаться до тех пор, пока все требования не будут выполнены.

Миро ожидал и надеялся, что Арткин расскажет ему об этих требованиях без того, чтобы его об этом спрашивать.

- Наши требования, Миро. Выпуск политических заключенных, сидящих здесь в американских тюрьмах. Мы должны показать миру, что революционеры не могут быть заключёнными в тюрьмах. Во-вторых, мы требуем десять миллионов долларов для продолжения нашей борьбы, для финансирования наших операций, в-третьих, мы требуем, чтобы Америка закрыла одно из своих секретных агентств, работающих на американское правительство. Агентство, работающее во всем мире. Правда, это уже не наша забота. Нам нужно две вещи: деньги, конечно, в которых мы отчаянно нуждаемся, особенно американские доллары. И факт, что мы способны войти в союз и работать с другими организациями.

- Но почему для нас так важен этот союз? - спросил Миро. - Наша работа и так шла хорошо, Арткин. Ты сам это говорил много раз. Обстрелы, взрывы, всё это сделало нас известными – все о нас знают.

- Потому что, Миро, - Арткин терпеливо выдохнул. - Теперь нам нужен шаг, в котором не будет насилия. Взрывы, убийства и конфронтация не могут выкупить для нас нашу родину. Это было нужно, чтобы лишь привлечь внимание. За ужасом и террором должна последовать политика, переговоры, слова. В надлежащее время слова будут иметь большую силу, чем бомбы. Пока ещё нашим главным инструментом являются бомбы, но обязательно настанет время, когда мы должны будем использовать слова.